Британия согласилась с предложением Вержена о проведении мирной конференции с участием всех заинтересованных сторон, но это означало отправку в Париж нового эмиссара, который должен был представлять министра иностранных дел Чарльза Фокса, а не министра по делам колоний Шелберна. Имя нового эмиссара не сулило ничего хорошего: Томас Гренвилл, сын небезызвестного Джорджа Гренвилла, добившегося принятия закона о гербовом сборе в 1765 году. Но Фокс, давно симпатизировавший американской стороне, уверил Франклина, что молодому Гренвиллу, которому исполнилось всего двадцать семь лет, можно доверять. «Я слишком хорошо знаю широту ваших взглядов, чтобы опасаться, что какие-то предубеждения в отношении имени мистера Гренвилла могут помешать вам проявить уважение к превосходным качествам его сердца и разума или проявить полнейшее доверие к искренности его желания достижения мира»[515].

Когда Гренвилл в начале мая прибыл в Париж, Франклин немедленно повез его в Версаль, где молодой англичанин тут же допустил ошибку, заявив Вержену, что если «Англия даст независимость Америке», то Франция должна будет вернуть несколько захваченных ею островов в Карибском бассейне, после чего можно быстро заключить мир.

С легкой улыбкой Вержен обратился к новоиспеченному английскому дипломату и свел на нет значение его предложения о независимости. «Америка, — сказал он, — не просила вас об этом. Здесь господин Франклин. Он даст вам ответ».

«Разумеется, — сказал Франклин, — мы не считаем себя обязанными обсуждать то, что и так принадлежит нам и что мы купили ценой нашей крови и всего того, что нам дорого».

Подобно Освальду, Гренвилл надеялся, что сумеет убедить Франклина заключить сепаратный мир с Британией, а не оставаться связанным требованиями Франции. С этой целью он через несколько дней прибыл в Пасси и предупредил, что Франция «может настоять» на принятии нескольких пунктов, не имеющих отношения к союзу, который она заключила с Америкой. Если это произойдет, то Америка не должна будет чувствовать себя обязанной по условиям этого союза «продолжать войну, чтобы обеспечить [Франции] выполнение этих пунктов».

Как и в случае с Освальдом, Франклин отказался пойти на такую уступку. «Я уделял чуть больше моих чувств общей теме выгод, обязательств и благодарности», — отмечал Франклин. Люди, которые хотят избавиться от своих обязательств, часто «становятся изобретательными в нахождении причин и аргументов» для того, чтобы это сделать, но Америка не последует таким путем. Даже если один человек взял деньги в долг у другого, затем вернул их, он все равно должен испытывать чувство благодарности. «Он вернул денежный долг, но обязательство остается».

Гренвилл отвечал, что это слишком расширенное толкование понятия благодарности, так как Франция являлась той стороной, которая реально выиграла от отделения Америки от Британии. Но по признанию Франклина, он настолько сильно ощущал «великодушную и благородную манеру», в которой Франция оказывала поддержку Америке, что «никогда не смог бы позволить себе подумать о таких аргументах в пользу ослабления своей признательности»[516].

Гренвилл и далее раздражал Франклина попытками скрыть тот факт, что его полномочия позволяют вести переговоры только с Францией и не предусматривают прямых переговоров с Америкой, которую Британия до сих пор не признавала как независимое государство. В начале июня Франклин вступил с ним в конфликт. Почему его полномочия, спрашивал Франклин, не позволяют ему иметь дело напрямую с Соединенными Штатами? Как сообщал на следующий день Франклин Адамсу, Гренвилл не смог дать удовлетворительного объяснения, но заявил, что, по его убеждению, просто произошла ошибка при переписывании старого текста полномочий британской делегации. Это, разумеется, не убедило Франклина. Он настаивал на том, чтобы Гренвилл получил новый документ с указанием полномочий до начала любых переговоров. Это не просто вопрос соблюдения протокола, как прекрасно понимал Франклин. Он настаивал, чтобы Британия по умолчанию признала независимость Америки как предварительное условие переговоров. «Я представляю, как не хочется королю делать первый шаг, — писал он Адамсу, — так как само предоставление таких полномочий явилось бы в некотором роде признанием нашей независимости»[517].

Франклин был готов действовать в согласии с Францией, но не намеревался позволять Британии настаивать, чтобы Франция вела переговоры от имени Америки. Вержен с ним соглашался. «Они хотят вести переговоры с нами вместо вас. Но король [Франции] на это не согласится. Он полагает, что это ущемит достоинство вашего государства. Вы должны участвовать в переговорах сами». Все, что необходимо, добавил Вержен, так это чтобы «переговоры шли параллельно, а итоговые документы подписывались в один и тот же день».

Умышленно или нет, но Вержен дал Франклину свое молчаливое разрешение на начало сепаратных дискуссий с британцами. Поскольку британцы очень добивались возможности таких дискуссий и поскольку Британию на них представляли два соперничающих между собой дипломата, то Франклин имел в руках много рычагов воздействия. Когда Гренвилл в начале июня приехал в Пасси, чтобы еще раз попытаться добиться прямых переговоров, Франклин на этот раз решил скорее «уклониться от дискуссии», чем отвергнуть саму идею.

«Если Испания, Голландия и даже Франция будут настаивать на неразумных условиях, — спросил Гренвилл, — то следует ли полагать, что Америка станет воевать только за свои интересы?»

«В настоящее время нет никакой необходимости принимать во внимание соображения такого рода, — ответил Франклин. — Если какая-то из держав выдвинет нелепые требования, — продолжал он с улыбкой, — тогда у нас будет достаточно времени подумать, в чем заключаются наши обязательства».

Поскольку Гренвилл жаждал начала прямых переговоров, то был готов конфиденциально сообщить Франклину, что «он получил инструкцию признать независимость Америки до начала обсуждений условий соглашения». Освальд также хотел начала прямых переговоров и прибыл в Пасси двумя днями позднее, чтобы намекнуть о своей готовности представлять на переговорах Британию, если Франклин отдаст предпочтение ему. Он был скромен. Он настаивал, что не пытается занять место Гренвилла, так как уже стар и не нуждается в будущей славе. Но Фраклин понял, что теперь он находится в выгодной позиции, имея возможность выбора между двумя жаждущими претендентами. Освальд, более искушенный, чем Гренвилл, мог одновременно казаться и сильнее желающим мира, и более опасным. Он признавался, что мир «абсолютно необходим» Британии: «Наши враги могут делать с нами все, что им вздумается; сейчас они контролируют положение. Но с другой стороны, в Лондоне оставались и те, кто воодушевлен нашей недавней победой над французским флотом во время крупного сражения в Вест-Индии». Если он и Франклин не станут действовать быстро, эти люди могут сыграть решающую роль и война продолжится. Освальд предупреждал: ведется даже еще более серьезная дискуссия о способах финансирования дальнейших военных действий. Обсуждается отказ от выплаты доходов по облигациям на сумму более одной тысячи фунтов, что не затронуло бы бóльшую часть населения.